Этот термин в аравийском королевстве считают уничижительным. 

Точка зрения профессора эр-риядского Исламского университета имени имама Мухаммеда бен Сауда (крупнейшего центра подготовки богословов в рамках господствующей в королевстве ханбалитской правовой школы) Сулеймана бен Абдель Рахмана Аль-Хукейля безапелляционна: "У последователей призыва шейха Мухаммеда ибн Абдель Ваххаба не принято говорить о "ваххабизме". Это уничижительный термин, придуманный их противниками, стремившимися внушить мысль о некоем пятом мазхабе (богословско-правовой школе. – "НГР"), противоречащем четырем мазхабам ислама. Истинное название обращенной к миру проповеди шейха – салафитский призыв". Это цитата из биографии реформатора аравийского ислама "Жизнь шейха Мухаммеда ибн Абдель Ваххаба и правда о его призыве", которую Аль-Хукейль опубликовал в 1999 году, еще до того, как после известных событий в Нью-Йорке слово "ваххабизм" стало общеизвестным и прочно закрепилось за аравийскими религиозными радикалами. Кроме того, в российском информационном пространстве, например, между словами "ваххабиты" и "салафиты" принято ставить знак равенства. Однако в самой Саудовской Аравии с этим не согласны. 

В середине нулевых годов верховный муфтий королевства Абдель Азиз Аль Аш-Шейх сформулировал кредо мусульман государства так: "Призыв шейха (ибн Абдель Ваххаба. – "НГР") направлен на то, чтобы избавить религию от наслоений новшеств и многобожия. Он не сказал чего-то нового, но, напротив, выразил всегда существовавшее мнение о поклонении одному Аллаху, у которого нет товарища, как это заповедал его пророк… Призыв шейха – возвращение к тому, что существовало во времена пророка и его сподвижников, к чистоте веры и прозрачности шариата". 

По мнению сына первого верховного муфтия Саудовской Аравии шейха Абдель Азиза бен Мухаммеда бен Ибрагима Аль Аш-Шейха, занимавшего высшие посты в иерархии саудовских богословов и государственном аппарате (первый ректор Исламского университета имени имама Мухаммеда бен Сауда, генеральный директор Лиги поощрения к добродетели и отвращения от греха, советник королевской канцелярии и член Консультативного совета), использование термина "ваххабизм" сегодня, "в эпоху скоростей и сокративших расстояния изобретений", не имеет сколько-либо существенного значения. Если "люди ныне способны самостоятельно увидеть преподносившееся им ранее в искаженной форме", то они тем более могут узнать и правду о "ваххабитах" – "группе (таифа) приверженцев веры предков, прилагающих усилия, чтобы претворить основополагающие положения этой веры в жизнь, ратующих за исламский шариат и провозгласивших Книгу и Сунну конституцией своего исламского государства". Их долг – "ранее неизвестное в истории ислама служение "Двум благородным святыням" (священным городам Мекке и Медине). И поскольку "благородные деяния ваххабитов" трансформировали этот ранее фальсифицировавший суть их убеждений термин в "величайшую похвалу", постольку, снисходительно замечает Абдель Азиз Аль Аш-Шейх, "пусть его использует тот, кому это угодно". 

Все три точки зрения исходят из представления о всегда существовавшей в исламе устремленности к салафизму – возвращению к "наследию предков", однажды оформленному проповедью ибн Абдель Ваххаба и сегодня обретшем свое государство – Саудовскую Аравию, миссия которой заключается в служении святыням Мекки и Медины. Работа Аль-Хукейля предлагала основные положения этой проповеди: таухид (единобожие) в его качестве "важнейшей основы призыва", "борьба с новшествами и предрассудками", "возрождение обязанности поощрения к добродетели и отвращения от греха" и, наконец, "вынесение суждений при опоре на ниспосланное Аллахом". В рамках сегодняшних саудовских установок ибн Абдель Ваххаб "вернул мусульман к исламскому шариату и его основным источникам – благородному Корану и пречистой Сунне". 

Сразу же возникает вопрос: действовал ли ибн Абдель Ваххаб в рамках традиционного для аравийского Неджда (исторический центр нынешнего королевства) ханбалитского мазхаба либо его деятельность выходила за границы этого региона и была обращена к миру ислама в целом? Этот вопрос связан и с допустимостью применения термина "ваххабизм", широко использовавшегося не только посещавшими Аравийский полуостров европейскими путешественниками и исследователями, арабскими "защитниками" этого течения (египетский реформатор ислама Мухаммед Рашид Рида был одним из них), но и самими саудовскими богословами. Предшественник нынешнего верховного муфтия шейх Абдель Азиз бен Баз считал возможным определить "ваххабизм" как "стремление держаться книги Аллаха и Сунны Его пророка", а "ваххабитов" как мусульман, "более других держащихся Книги и Сунны". 

Существовал ли какой-то временной рубеж, когда произошел окончательный переход к термину "салафизм"? 

Саудовская государственность – явление, ограниченное ее исходным рубежом – датой заключения союза (1744–1745 годы) между ибн Абдель Ваххабом и правителем недждийского эмирата Ад-Даръийя Мухаммедом ибн Саудом. Событие провинциальное и далекое от того, чтобы в то время заинтересовать мусульманский мир (не говоря уже о мире в целом). Осуществленная в 1924 году ибн Саудом оккупация и аннексия Хиджаза коренным образом изменила ситуацию: властитель маргинального образования обрел власть над "Двумя благородными святынями". 

Вышедшая в свет также в 1999 году работа крупнейшего историка (и богослова) Абдаллы Ас-Салеха Аль-Усеймана "История Королевства Саудовская Аравия" расставила акценты, необходимые для современной интерпретации образа ибн Абдель Ваххаба и его проповеди. Если в момент своего выступления он стоял во главе "недждийского реформаторского учения" (что давало, в частности, возможность называть это учение ваххабитским), то по мере роста "могущества саудовского государства", и тем более в эпоху правления ибн Сауда, его "призыв" обретал все большее значение для мира ислама: "пороками невежества" была "поражена" не только родина ибн Абдель Ваххаба, но и весь мусульманский мир, для которого возвращение к "салафизму" сегодня якобы столь же неотложная задача, что и когда-то для Неджда. Подразумеваемая автором "Истории" (хотя и подспудная) аналогия реформатора XVIII века с пророком Мухаммедом вполне прочитывается: оба избавляли людей от заблуждений, оба были гонимы, оба заключали успешные для них политические соглашения. Если через одного Аллах вручил человечеству Коран, то второго подвиг на сочинение "Книги единобожия", призванной восстановить попранные "невежеством" основы веры при опоре на "государство, идущее по пути Аллаха" (русский перевод "Книги единобожия" внесен в Федеральный список экстремистских материалов – "НГР"). 

"Саудовский народ – мусульмане", убежденные в том, что "основной источник ислама и высший авторитет его толкования – тексты Корана и тексты неизменной Сунны пророка" – таков вывод автора вышедшей в свет в 2010 году книги члена Совета высших улемов Салеха бен Абдель Рахмана Аль-Хассына "Религиозная свобода в Саудовской Аравии". В этом нет ничего оригинального. Однако, писал он далее, "Саудовская Аравия – кибла ислама, место, где родился ислам, к ней мусульмане испытывают большую любовь и преданность, чем к своей родине", "Аллах облагодетельствовал Саудовскую Аравию, там ликвидированы споры между мазхабами". 

Так создается образ "нового", "впитавшего" все суннитские юридические школы мусульманина, сотворенного "салафитским призывом". Однако эта официальная точка зрения неизменно вызывает возражения и вопросы. Ведь всем очевидно, что в Саудовской Аравии также существует антисистемная салафитская оппозиция, и именно из нее идет поток добровольцев, отправляющихся воевать на стороне террористов по всему миру. 

Об авторе: Григорий Григорьевич Косач – профессор кафедры современного Востока факультета истории, политологии и права РГГУ. 

Источник - ng.ru